Сегодня будет вечер тайн и откровений,
Принять участие спешите в нашей сказке.
Наш маскарад для всех распахивает двери:
Прошу, веселья, господа, наденьте маски.

Том Митчелл был в бешенстве. Обыкновенно он потирал ладони друг о друга, когда злился, неумело маскируя за этим деловым жестом свою агрессию, пока, наконец, она не вырывалась из него с громким хлопком. Чем дольше он возился, тем сильнее был последующий взрыв. Совсем как бутылка шампанского.
– Ты хочешь сказать мне, что сейчас уедешь по своим делам, кинув меня со всей съёмочной группой?
Оливер мысленно возвёл глаза к небу. Снова та же песенка. О боги, дайте мне терпения справиться с этим. Безумие.
– Прошу прощения. Ты прекрасно знаешь меня. Я никогда бы не поступил так, будь у меня другой выход. Ты не понимаешь, Том…
Хлоп! Ладони сомкнулись.
– Нет, это ты не понимаешь, Оливер! Я вызвонил людей, чтобы они приехали сюда. Некоторые из них освободили весь сегодняшний день ради съёмок. Заплатил аренду до вечера. И ты говоришь мне «прошу прощения»? Чёрт, ты хоть понимаешь, чего мне стоит собрать всю команду в одном месте?
– Том, но ты ведь хотел отснять куски с Бекки сегодня, ничего не поменяется! Ты же понимаешь, что на это всё равно уйдёт весь остаток дня, я бы тебе даже не пригодился больше сегодня…
– Оливер, это работа! И... если с этого пока нет денег и поэтому мой проект для тебя не важен… мог бы и не соглашаться, – Оливер открыл уже рот, чтобы разубедить его, но Том поднял руку и продолжил чуть быстрее, не давая ему вставить ни слова. – Так не делают. Само собой, я отсниму сцены с Бекки. Кроме них, я планировал сделать и твои тоже. И даже если бы мы не успели, мне всё равно нужно переснять вашу общую сцену. Я понимаю, обстоятельства бывают разные. И здесь у нас свободное творчество, а не коммерческая лавочка. Когда мы учились в университете, ты иначе к этому относился. И у меня складывается впечатление, будто ты просто не веришь в нас, считаешь это бесперспективным и…
– Том, я верю в твои идеи! Также как верил во всё это чёртовых пять лет назад. Я единственный остался с тобой с того времени, постоянно бросая все дела, сломя голову бежал к тебе, когда было нужно, даже посреди ночи… в первый и последний раз мне нужно уехать из-за неотложных дел, и если это не служит для тебя аргументом, то я не знаю что тебе сказать. Я ценю то, чем мы здесь занимаемся. И тоже вкладываюсь по полной.
– Ты можешь идти, но, на будущее, так дела не делаются, Оливер.
***
Такси везло Оливера по лондонским улицам и, сквозь призму его дурного настроения, все проскакивающие мимо здания казались ему серыми, сама погода была серой, заволокло весь город чем-то свинцовым. Он позволил себе хлопнуть дверью чуть громче нужного и, дёрнувшись от уличного холода, спешно вошёл в двери высокого здания. Лифт поднял его на верхний этаж.

Прошу веселья, господа, наденьте маски.
– Здравствуй, Джим! Погодка так себе, – усмехнётся Оливер, стараясь выветрить из себя все воспоминания о недавнем разговоре. С этим их свободным творчеством давно пора завязывать, с таким то отношением. Он подумает об этом позже, не сейчас. А лёгкая тень, бродившая по его лицу… неприятная погода и только.
– Ветер сегодня удивительно промозглый, не находишь?
Из окна была хорошо видна улица. Холод стекла спасал от холода за стеклом и, вообразив каково находиться снаружи, можно было почувствовать себя теплее и лучше. Девушка вышла из дома напротив, замешкалась, стала рыться в сумочке и, доставая телефон, случайно выронила бумаги, которые тут же разлетелись на пару метров от неё.
– Спросила бы меня, дал бы ей добрый совет не соваться на улицу. Приятного мало.
И, не смея больше злоупотреблять радушием своего начальника, он замер спиной к окну и весь обратился в слух. Не проронив больше ни слова, Оливер поглядел в лицо Джиму, бессознательно пытаясь определить, сколько приятного будет в их разговоре. Какие поручения предстоит ему выполнить сегодня, в какие дебри заведёт его в дальнейшем эта тёмная игра. Прозрачные тени шевелились над головой актёра, оплетая весь кабинет, выходя далеко за его пределы, проползая по улицам, уводя за границы туманного Лондона. Оливер не видел их. Он лишь чувствовал, что играет с огнём. Слепой азарт. Он знал, что однажды обожжётся.

Отредактировано Oliver Morgan (30th May 2017 22:33)

Боюсь я за одно, в одном лишь мой протест:
Ars longa, vita brevis est*.
Лондон, продуваемый всеми северными ветрами, пронизанный свинцовыми водами Темзы, скрывал в себе немало тёмных секретов. Одной из его тайн был человек в этой комнате. Джеймс Мориарти. Зло порой принимает причудливые формы, скрывая свою настоящую сущность, маскируется под веселье, азарт, безрассудную шутку. И, отбросив все те грязные, пошлые убийства, совершённые от отчаяния, спровоцированные человеческим невежеством или, самое банальное, бедностью и пьянством, приглядимся к тому, что мы имеем в остатке. Преступления чёткие и опрятные, как секунду назад заточенный нож, на такие решаются задолго до самого преступного акта, долго обдумывают детали, взвешивают риски, просчитывают запасные варианты. В таких случаях перед нами всплывает силуэт не просто убийцы, а охотника. Самое важное здесь маскировка и терпение: нужно подобраться к добыче как можно ближе, чтобы выстрел попал в цель.
Джим был охотником, он расставлял капканы так умело, что ему самому не было необходимости вступать в бой. Кроме исключительных случаев, когда добыча была слишком ценной, чтобы оставлять ей хоть малейший шанс спастись. Впрочем, кто может знать, какие именно размышления толкали этого умнейшего человека брать оружие в свои руки?
Вы не хотите мне внимать?
Не стану, дети, спорить с вами.
Чёрт стар, и чтоб его понять
Должны состариться вы сами.
Можно ли со стопроцентной точностью угадать мотивы человека такого ума, не обладая интеллектом или опытом, подобным тому, которым владел он? Быть может, Джеймсу Мориарти порой просто становилось скучно.
Оливер видел всё это, словно через мутное стекло. Улавливая суть происходящего в целом, он не мог рассмотреть пугающих деталей: так расплывается картинка из сна при первой же попытке её конкретизировать.
Выполняя определённую работу, хочется знать, к чему приводят твои труды. Однако на всё воля режиссёра, а по-настоящему это всегда была привилегия Джима. Здесь, как и в театре, Оливеру отводилась роль исполнителя, и никто не собирался просвещать его, какое место он занимает в этой постановке. Существенное отличие от театра также имелось: Оливер не знал заранее, что за роль предложит ему Джим.
Прежде, чем я дам тебе задание, ты сам называешь цену.
Таков был неписаный уговор, заключённый при первой встрече. Нарушишь правило – выходишь из игры. Эта маленькая деталь придавала происходящему жутковатое сходство с рулеткой. Только здесь он всегда мог отказаться от ставки и уйти, не задолжав состояние этому странному казино.

Джим по обыкновению начал разговор с Оливером, будто со старым приятелем.
Погода? Погода – дрянь.
Ты ведь, Оливер, наверняка не хотел сюда ехать.
Словно у Оливера был выбор. Здесь на погоду смотреть не приходится: либо ты приезжаешь и делаешь всё, что скажут, либо лишаешься этой работы.
Приглашение присесть.
В холодильнике стоит коньяк.
Он может достать его, если захочет.
Теперь они перешли на деловой тон. От алкоголя Оливер отказался, послушно заняв место напротив Джима, он молча ждал, когда тот закончит свои дела.
Джеймс перевёл взгляд с экрана монитора на своего собеседника.
– Итак, какую стоимость ты назовёшь в этот раз?
Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут!
Джеймс сам предложил правила игры, назвав тогда цену за услугу «любой».
Деньги, предмет, вещь, желание. То, что ты хочешь. Если стоимость меня устраивает, я раскрываю детали.
В данный момент, исключая желание выкурить парочку сигарет, Оливер хотел только одного. Ему надоело скитаться по квартирам и арендованным залам, снимая на коленке «великое кино» с друзьями прошлого, которые на поверку оказались и не друзьями вовсе. Оливеру захотелось настоящего кино, пускай это также будет короткий метр, большего ему и не надо. Он прекрасно понимал, что достанься ему хорошая роль, от съёмок с Томом придётся отказаться. Совесть тихонько говорила, что он совершает подлость, но ему не давало покоя желание стать частью чего-то большего, чем любительские съёмки и проходные роли в сериалах.
Говорите! И теперь уж говорите без стеснения: ибо предложил я.
– Я хочу попасть на кастинг в короткометражку Майкла Леннокса. Мне всё равно, возьмёт ли он меня. Я хочу, чтобы мне устроили пробы у него.
Никогда он не имел привычки вести себя так нагло. Короткометражка с рабочим названием «На отшибе», роли в которой, как он слышал, уже были распределены. Кандидат на одну из ролей не устраивал Леннокса и сейчас, по своим каналам, он подыскивал другие варианты актёра на эту роль. Оливер не имел ни малейших связей, который могли бы свести его с этим режиссёром. Джим, далёкий от мира актёрских проб и кастинг-агентов, очевидно, тоже не мог знать нужных людей. И всё же что-то подсказывало Оливеру, что его поддельный приятель без труда провернёт это дело. Что он знал о своём сегодняшнем собеседнике? Оливер умел наблюдать, обладал способностью слышать и слушать, делать выводы. Джеймс Мориарти – человек-пазл, который Оливер не хотел собирать.
Оставалось дождаться ответа и, если повезёт, выслушать подробности дела. Майкл Леннокс – человек достаточно известный и уважаемый в узких кругах, обычный кастинг-агент не сможет организовать с ним встречи. Оливер сделал ставку. Всё зависело от того, что поставил на кон Мориарти. Кого выслеживал этот человек сейчас – утку, антилопу или тигра?

Отредактировано Oliver Morgan (27th Jun 2017 05:26)

Тигр, Тигр, жгучий страх,
       Ты горишь в ночных лесах.
               Чей бессмертный взор, любя,
                      Создал страшного тебя?
Джеймс исподлобья смотрит на своего собеседника, – этот цепкий недолгий взгляд, как будто он видит тебя насквозь, – и тут же появляется лёгкая дымка на его глазах. Джеймс задумывается, взгляд становится расфокусированным, рассеивается, давая Оливеру почувствовать себя чуть более комфортно в этом подчёркнуто деловом кабинете. Офисное здание, обстановка под стать деловому центру, и ловкий трюк с коньяком, услужливо предлагающим всем посетителям чувствовать себя как дома, не создавал дружеской атмосферы. Напротив, такие детали подчёркивали серьёзность деловых встреч, происходивших в этом кабинете. И вот он тоже оказался здесь, Оливер Морган, совершенно не серьёзный и не деловой, ничего общего не имеющий со всем этим миром. Меньше всего он хотел бы стать частью мира высоких зданий с просторными широкими окнами, приветливо предлагающими любому работнику шагнуть через них, когда рутина в край осточертеет.
– Спасибо, что не в Поттере сняться захотел. Думаю, зрители бы не поняли смену актёров.
Джеймс слегка улыбается, Оливер и сам засмеялся, представив, как нелепо выглядел бы в чёрной мантии, внезапно заменив одного из главных героев посреди серии фильмов – так карикатурно выглядят фото какой-нибудь девочки-подростка, приклеенные рядом с лицом кумира, любовно вырезанным из журнала.
– Да, эту возможность я уже упустил, – усмехнулся Оливер, сокрушенно покачав головой.
Джеймс берёт телефон, который всегда оказывается под рукой, так кстати, будто такого ответа он и ожидал, – эта его полуулыбка и вечно шутливый тон – интонация, которая, по сути, ничего не выражала, – так разговаривают в барах подвыпившие незнакомцы, волей судьбы оказавшиеся друзьями на один вечер. Волей случая, судьбы, всевышнего… устоявшийся оборот, только есть ли у судьбы воля? Бог играет в кости. Кубики брошены, рулетка закрутилась, раскрыты карты, по Мориарти невозможно было понять, ожидал он подобной цены за услугу или нет. Так или иначе, Джим доволен условиями, а значит, Оливер сыграл ва-банк и победил.
– Ты быстро соглашаешься в этот раз. Похвально…
Было кое-что, в чём Оливер пока не до конца мог признаться даже самому себе, поэтому он предпочёл не заметить, как дрогнули уголки его собственных губ, когда Мориарти произнёс последнее слово. Джеймс был им доволен, и это много значило для него. Было в этом странном, опасном человеке, что-то притягивающее, нечто, заставлявшее окружающих дорожить его мнением.
– …но дай-ка подумать. Ты ведь не сможешь играть и в «На отшибе», и на съёмках, откуда сейчас вернулся, – Джеймс удивлённо поднимает брови, вопрос не прозвучал, но был задан и, похоже, требовал ответа.
Оливер медлил, опустив глаза, рассматривая край стола и не видя его. Снова всплывало перед ним лицо Тома, а в голове эхом отдавались его слова: «Когда мы учились в университете, ты иначе к этому относился. И у меня складывается впечатление, будто ты просто не веришь в нас…». Том был прав, Оливер больше не верил в них.
– Съёмки, откуда я сейчас вернулся, себя изжили, – этот факт ему требовалось озвучить не столько для Мориарти, сколько для самого себя. Поставить точку, и прекратить тащить за собой это мёртвое чудовище. В конце концов, он не Виктор Франкенштейн и оживить скончавшуюся идею ему не под силу.
– Так что я свободен для новых проектов, – добавил он с улыбкой, постаравшись сгладить сожаление, может быть, скользнувшее в его голосе до этого.
– Что же я должен буду сделать, сэр? – поинтересовался Оливер, намеренно выделив последнее слово, заставляя фразу звучать фамильярно, несерьёзно. В том ключе, который выбрал для общения сам Джим. Оливер не собирался устраивать здесь беседу по душам, позволив его личным драмам испортить атмосферу. Для поддержки в жизненных кризисах существуют психоаналитики, друзья и крепкий алкоголь.
– Нет-нет-нет, не беспокойся о том, что я так и не назвал твою часть работы. Уверен, тебе понравится. В этот раз не будет никаких чрезвычайных ситуаций.
Затем последовал телефонный звонок, перед которым Джим театрально призвал Оливера к молчанию. Заигрываться Джеймсу случалось не впервой, и Оливер ничуть не удивился этому жесту, понимающе улыбнулся и подумал, что стоило бы использовать всю его манеру вести себя в какой-то роли… скажем, обаятельного негодяя. Настоящего мерзавца, не способного быть искренним ни с кем, эгоистичного, жестокого и амбициозного, вечно играющего свой гнусный спектакль.
Оливер был внимателен, он был готов выслушать, что требуется от него… выслушать, выполнить, но Джим так и не сказал ни слова о сути работы.
– Поехали, покатаемся. Заодно расскажешь мне, почему ты просишь пробы, а не роль. Мог бы просто сказать: хочу играть его.
– Роль, пробы… не всё ли равно? Дайте мне возможность пройти кастинг, и я возьму своё.
Блеф в игре дело привычное, а Оливер всё же был актёром и неплохим, к тому же, уверенность не относится к числу качеств, которые сложно подделать. В сущности, он занимался этим почти постоянно. Сможешь убедить людей, что считаешь себя стоящим специалистом, и они будут думать также. С большинством срабатывает. Кроме того, Оливер и правда считал, что каждый берёт то, чего достоин. Случись ему провалить пробы, это будет значить лишь то, что он ещё недостаточно готов. Пройти пробы и получить роль, которую не сможешь вытянуть, было бы для него большим провалом.
Машина катила по лондонским улицам с поистине английским спокойствием, завернула за угол, потом вильнула направо, ехала по шоссе ещё и ещё, лихо проскочила на последней секунде светофора, подмигнувшего вслед, на каком-то сотом перекрёстке, оставались позади улицы… ещё и ещё. Невольно задумаешься, куда доведёт тебя судьба, до аллеи славы или до могилы?.. До последнего уж точно.

Высокие здания, тяжело нависавшие над ними в начале, сменились домами поменьше и покрасивее, а машина всё ехала и ехала, уходя с главных улиц на менее оживлённые трассы, мастерски минуя пробки. Небольшие улицы Оливеру нравились, они умели сохранить в себе что-то тихое и родное, глядевшее из каждой двери, квадрата окна или цветка, вписанного внутрь него. Помнится, в детстве он любил разглядывать окна и думать, какая жизнь идёт там, за ними: сколько радости или горя скрывается за этими кружевными занавесками. Может, именно тогда он и сделал свой первый маленький шаг к тому, что теперь позволяло ему называться актёром. В конце концов, что такое театр, кроме как умение заглядывать в чужую замочную скважину.
Джим, похоже, веселился и наслаждался поездкой. Растянувшись в улыбке, он высунул голову из-за спинки переднего сидения.
– Знаешь, куда мы едем? Думаю, ты ни за что не догадаешься.
Брошенный взгляд и молчание, последовавшее за этой фразой, предполагало какой-то ответ.
– И куда же? – лениво поинтересовался Оливер, улыбнувшись и придав своему голосу искренний интерес. На самом деле, ему было всё равно, куда везёт его этот странный приятель, хоть бы даже они направлялись к самим вратам ада. Гораздо больше Оливера интересовали подробности той работы, которую ему предстоит выполнить на этот раз, однако он знал, что спрашивать у Джима что-то сейчас бесполезно. Не зря же он повёз его покататься по городу на дорогой машине, словно наивную девочку. Место, в которое они ехали, наверняка как-то касалось дела, и как только они доберутся куда нужно, Оливер узнает все детали. Так он думал, сидя на заднем сидении, и равнодушно наблюдая, как они пересекают одну улицу за другой, пока Джим одним вопросом не разрушил неестественное безразличие, напавшее на него после недавней перепалки с Томом Митчеллом.
– Ты меня боишься?
Оливер сперва рассмеялся, но, увидев в отражении серьёзное лицо Джима, понял, что ошибся, приняв этот вопрос за шутку. Он помолчал, прикидывая, какой ответ лучше подойдёт к данной ситуации.
– А мне стоило бы? – вслух произнёс Морган, а про себя подумал, что, пожалуй, боится Джима так, как боятся высоты.
– Я подумал, что хочу посмотреть на твою игру вживую, так что пробы состоятся через, – он бросил взгляд на часы, – пятнадцать минут. Уверен, что ты готов к этому, в конце концов, настоящий актёр должен импровизировать, ты ведь умеешь?
Подобный поворот событий в планы Оливера совершенно не входил. Он предпочёл бы отложить знакомство с Майклом Ленноксом на другой день, когда он не был бы таким раздражённым и уставшим, чтобы никакие лишние мысли не отнимали у него шансы на успешные пробы. Кроме того, у Оливера не укладывалось в голове, как Джиму удалось с такой лёгкостью провернуть дело, над которым любому другому пришлось бы попотеть.
– Подожди, ты серьёзно смог так быстро всё устроить?
Оливер даже не пытался скрыть своего удивления.
– Да что ты… чёрт подери, такое? – смеясь, поинтересовался он, глядя на отражение Джима в автомобильном зеркале.
Да, эти пробы пройдут не так, как он планировал – многие вещи вообще редко происходят так, как мы себе представляли. Что ж, главное, у него есть шанс попробовать. А в итоге, будь что будет.
Наконец, Джим заговорил о деталях услуги, которую Морган должен был оказать ему взамен. Он слушал внимательно, стараясь не только не упустить ни одного слова, но и услышать то, что произнесено не было.
– А ещё мне нужно пару советов от тебя. Например, как полностью изменить личность на улице, в центре Лондона.
– Я весь к вашим услугам, – кивнул Оливер, отвесив театральный поклон, насколько это позволяло заднее сидение машины. Замечание по поводу коньяка он оставил без внимания, алкоголь пусть и помогает творческому процессу в отдельных случаях, перед ответственными пробами был бы явно лишним.

Машина выехала в пригород и, перевалив через холм, подкатила к небольшому, но основательному дому, построенному одной из тысячи строительных кампаний, продававших счастье и благополучие по общему шаблону. Похоже, у них хватило наглости завалиться домой к самому Ленноксу. Оливер чувствовал неловкость, словно они вламывались к чужому человеку без приглашения, вместе с тем творческий азарт играл у него в крови, и должно быть, глаза у него блестели, когда он бросал на Джима неуверенный, вопросительный взгляд.
Майкл Леннокс встретил их у порога, открыв дверь ещё до того, как они успели постучать. Должно быть, он услышал звук подъезжавшей машины. У Оливера немного отлегло от сердца – по крайней мере, они были желанными гостями. Ему хотелось узнать, в каких отношениях Джим с этим человеком, что так быстро сумел устроить это дело, поэтому с неподдельным интересом он наблюдал за тем, как тот здоровается с режиссёром.